Чехов Антон Павлович - Без Названия - 3
А.П.ЧЕХОВ
Часть 1
Под вербное воскресенье в Старо-Петровском монастыре шла всенощная.
Когда стали раздавать вербы, то был уже десятый час на исходе, огни
потускнели, фитили нагорели, было все, как в тумане. В церковных сумерках
толпа колыхалась, как море, и преосвященному Петру, который был нездоров
уже дня три, казалось, что все лица - и старые, и молодые, и мужские, и
женские - походили одно на другое, у всех, кто подходил за вербой,
одинаковое выражение глаз. В тумане не было видно дверей, толпа все
двигалась, и похоже было, что ей нет и не будет конца. Пел женский хор,
канон читала монашенка.
Как было душно, как жарко! Как долго шла всенощная! Преосвященный
Петр устал. Дыхание у него было тяжелое, частое, сухое, плечи болели от
усталости, ноги дрожали. И неприятно волновало, что на хорах изредка
вскрикивал юродивый. А тут еще вдруг, точно во сне или в бреду, показалось
преосвященному, будто в толпе подошла к нему его родная мать Мария
Тимофеевна, которой он не видел уже девять лет, или старуха, похожая на
мать, и, принявши от него вербу, отошла и все время глядела на него
весело, с доброй, радостной улыбкой, пока не смешалась с толпой. И
почему-то слезы потекли у него по лицу. На душе было покойно, все было
благополучно, но он неподвижно глядел на левый клирос, где читали, где в
вечерней мгле уже нельзя было узнать ни одного человека, и - плакал. Слезы
заблестели у него на лице, на бороде. Вот вблизи еще кто-то заплакал,
потом дальше кто-то другой, потом еще и еще, и мало-помалу церковь
наполнилась тихим плачем. А немного погодя, минут через пять, монашеский
хор пел, уже не плакали, все было попрежнему.
Скоро и служба кончилась. Когда архиерей садился в карету, чтобы
ехать домой, то по всему саду, освещенному луной, разливался веселый,
красивый звон дорогих, тяжелых колоколов. Белые стены, белые кресты на
могилах, белые березы и черные тени, и далекая луна на небе, стоявшая как
раз над монастырем, казалось теперь, жили своей особой жизнью, непонятной,
но близкой человеку. Был апрель в начале, и после теплого весеннего дня
стало прохладно, слегка подморозило, и в мягком холодном воздухе
чувствовалось дыхание весны. Дорога от монастыря до города шла по песку,
надо было ехать шагом; и по обе стороны кареты, в лунном свете, ярком и
покойном, плелись по песку богомольцы. И все молчали, задумавшись, все
было кругом приветливо, молодо, так близко, все - и деревья, и небо, и
даже луна, и хотелось думать, что так будет всегда.
Наконец, карета въехала в город, покатила по главной улице. Лавки
были уже заперты, и только у купца Еракина, миллионера, пробовали
электрическое освещение, которое сильно мигало, и около толпился народ.
Потом пошли широкие темные улицы, одна за другою, безлюдные, земское шоссе
за городом, поле, запахло сосной. И вдруг выросла перед глазами белая
зубчатая стена, а за нею высокая колокольня, вся залитая светом, и рядом с
ней пять больших, золотых, блестящих глав, - это Панкратиевский монастырь,
в котором жил преосвященный Петр. И тут также высоко над монастырем тихая,
задумчивая луна. Карета въехала в ворота, скрипя по песку, кое-где в
лунном свете замелькали черные монашеские фигуры, слышались шаги по
каменным плитам...
- А тут, ваше преосвященство, ваша мамаша без вас приехали, - доложил
келейник, когда преосвященный входил к себе.
- Маменька? Когда она приехала?
- Перед всенощной. Справлялись сначала, где вы, а потом поехали в
женский монастырь.
- Это, значит, я е
