Чернобровкин Александр - Скоморох
Александр Чернобровкин
СКОМОРОХ
Древний княжеский терем, обнесенный валом с высоким тыном, стоял на краю
похожего на бараний череп холма и нависал над дорогой и окраиной села, в
которое она вела, и от строгого, гнетущего величия потемневшх стен башен
веяло силой, грозной и справедливой, но при более внимательном взгляде - не
то из-за напоминающих клыки бревен тына, не то из-за узких бойниц и
особенно окон, словно второпях прорубленных в уже построенном здании, не то
из-за ярко-зеленых шп-ен мха на крыше,- возникало ощущение, что видишь
обманку: снаружи крепкую, а внутри гнилую или червивую.
- Гнездо змеиное, - изрек приговор скоморох - бодрый старик невысокого
роста с гибким, юношеским телом и с редкими рыжеватыми усами, одетый в
вылинявшие рубаху и порты, сшитые из разноцветных лоскутов, и островерхую
суконную шапку, почти новую.
- Почему, деда? - спросил мальчик лет десяти, конопатый, замурзанный и с
давно нестриженными волосами, тоже рыжеватыми, но пока густыми. Догнав
деда, он пошел медленнее, подволакивая, будто скользил на лыжах, босые
ноги, по щиколотку утопающие в мягкой теплой серой пыли. - Почему? -
повторил он вопрос и оглянулся на терем.
- Бог его знает, - ответил скоморох, поправляя на плечах лямки торбы,
латаной-перелатаной, точно перешитой из сопревшей старой рубахи хозяина. -
Иной раз видишь не умом, а сердцем, а оно близорукое, корень плохо зрит.
Пойдем быстрее: народ разойдется с базара, ничего не заработаем.
Село было не из бедных, но какое-то неухоженное, словно хозяева знали,
что скоро покинут дворы, подадутся искать счастья в другие места. Однако
сонные и будто безликие люди, похожие на осенних мух, бродили по улицам с
такой ленью и безразличием, что трудно было поверить, что решатся на такой
отчаянный и трудно выполнимый поступок, скорее забьются в щели и как-нибудь
переждут плохие времена. Собаки и те, заметив чужих людей, не бросились на
них с лаем, а затрусили, поджав хвосты, к погосту на краю села.
На базарной площади, где народу собралось много, было не то, чтобы тихо,
но и обычной, - громкой и веселой- многоголосицы не слышалось, даже скотина
и птица, выставленные на продажу, особо не гомонили. На паперти большой,
ухоженной церкви сидел всего один нищий, видимо, слепоглухонемой, потому
что не пошевелился, когда сердобольная женщина торопливо, будто боялась,
что кто-нибудь заметит, кинула монету в шапку, да промахнулась, и копейка
со звоном упала у ног убогого.
Так бы и осталась лежать монета у ног нищего, если бы скоморох не поднял
ее и не положил в шапку. Калека закивал благодарно головой, запрыгали
длинные волосы, обнажив обрезанные уши и уставившиеся прямо перед собой
пустые глазницы. Уверенно и безошибочно, будто видел дарителя, перекрестил
нищий скомороха и что-то промычал, широко разевая безъязыкий рот и обнажая
почерневшие, голые десны, только кутние зубы сохранились.
- Не приведи, господи! - перекрестившись, пожелал себе скоморох и пошел в
дальний конец базарной площади, где около телег, охраняемых мальчишками,
была незанятая широкая площадка.
Скоморох снял торбу, вынул из нее жалейку и четыре разноцветных мячика из
конского волоса. Встав на побелевщий, вылизанный дождями камень, дед выдул
из жалейки несколько звонких, веселых трелей и закричал бодрым голосом:
- Эй-гей, народ честной! Подходи, не робей, собирайся быстрей! Мы вам
споем и спляшем и такое покажем, что растяните рот до ушей и в него залетит
воробей!..
Внук прошелся колесом, несколько ра
